К сожалению, расспросить кого-либо о том, где он находится и что за праздник здесь случился, сыщику не удалось – выйдя из зарослей, он наткнулся на полицейский патруль, который его немедленно взял за «оскорбление нравственности непотребно пьянственным видом». Хотя как и кого можно было нравственно оскорбить в этом праздничном, поголовно нетрезвом бедламе, Ройд не знал. Полицейские тоже не знали, но у них заканчивалось дежурство, очень хотелось выпить, а денег на гулянку не было. Ройду предложили тихо-мирно заплатить штраф на месте и чесать на все четыре стороны, на что он не согласился и стал возражать… В общем, обозлившиеся полицейские приволокли Ройда в участок, по пути всё одно почистив ему карманы и малость намяв бока: обозвав напоследок Ройда идиотом, полицейские, гогоча, ушли развлекаться. А поступившим в отделение нарушителем порядка занялся старший наряда, сержант-гоблин, крайне огорчённый тем, что патрульные не поделились с ним отобранным. От того большого огорчения утомлённый водкой сержант позабыл обыскать задержанного и, даже не потребовав у Ройда какого-либо удостоверения личности, немедля потащил безденежного нарушителя в «обезьянник». Это было удачно, это Ройда порадовало: нательный пояс-кошелёк с паспортом, золотыми монетами и волшебным артефактом остался в целости-сохранности. А что до серебряной мелочи, исчезнувшей из карманов, так на то наплевать и забыть.
Объяснять сержанту, что он, Ройд Барди, по профессии частный детектив, Ройд не стал, ни к чему оно! Частных детективов полицейские не жаловали, справедливо видя в них конкурентов: отпустить всё равно не отпустили бы, а вот по морде и почкам надавали б однозначно… Потому Ройд, повозмущавшись и посопротивлявшись для приличия, без всякой опаски вошёл… нет, влетел в «обезьянник»: здесь было безопаснее, чем в участке с нетрезвыми полицейскими. Во всяком случае, обыскивать его тут не станут, а если кто и попробует, то ему крепко не поздоровится – уж что-что, а постоять за себя Ройд мог! Закон не позволял дубасить полицейских при исполнении, но не запрещал навешать плюх такому же заключённому, как и Ройд. Если, разумеется, в том будет крайняя необходимость.
Просторная камера-пещера была обустроена скудно: несколько факелов-несгораек на каменных стенах да с полдюжины длинных лавок, установленных в ряд, с утопленными в бетонный пол железными ножками; высокий потолок и дальняя часть камеры терялись в темноте. На лавках там и тут сидели, лежали, а где и выпивали из солидных, невесть как спасённых от конфискации фляжек самые разные типчики – были здесь и гномы, шумные, горластые, с теми фляжками по кругу; были и смурые от похмелья ушастые гоблины, с завистью поглядывающие на гномов («Зверь, а не сержант» – с неприязнью подумал Ройд, – «своих-то мог бы отпустить!» Впрочем, взаимовыручка у гоблинов считалась делом позорным и недостойным, каждый отвечал только сам за себя). Возле стены, под факелом, сидели на полу четверо бородатых лешака и, жуя припасённые мухоморные жвачки, увлечённо играли в кости, не обращая ни на кого внимания – этим всё равно где ночь коротать, лишь бы игральные кубики при себе имелись.
На краю первой лавки особняком устроилась пара угрюмых остроухих оборотней с клановыми повязками на голове и с одинаково подбитым глазом у каждого – чувствовалась крепкая рука! И Ройд догадывался, чья. Оборотни настолько свирепо поглядывали на присутствующих, что Ройд невольно забеспокоился о здоровье прочих сокамерников. Но вспомнив, что полнолуние уже прошло, успокоился.
Людей в камере Ройд не увидел. Хотя, возможно, они и были где-то в дальних рядах: заняв пару неосвещённых лавок, там спали и храпели на разные голоса непонятно кто, может, и люди, поди разберись в потёмках…
– Привет честному народу! – громко сказал Ройд, подходя к лавкам, – здоровья всем! А чего сегодня празднуют-то, а?
Честной народ никак не прореагировал на приветствие, дела им не было до нового задержанного: лишь оборотни, разом повернув головы, окинули Ройда заинтересованным взглядом… нехорошим взглядом, голодным. Словно на батон колбасы посмотрели. Ройд в ответ лишь мило улыбнулся и направился к дальним лавкам, где было поспокойней: надо дождаться утра, когда сменится полицейский наряд, а там уж разберутся, кого и за что задержали. Возможно, придётся всё-таки заплатить штраф, ну и чёрт с ним, с тем штрафом…
– Эй, человек! – хрипло сказал один из оборотней, – у тебя сигареты есть? Курить хочется до одури, а у нас всё закончилось.
– Имеются, – Ройд остановился, пошарил в кармане куртки. – Вот, – он достал измятую пачку «Столичных особых», с сомнением осмотрел её. – Если тут вообще что-то целое осталось, – честно предупредил он. Оборотень встал с лавки и подошёл к Ройду.
– Я пару возьму, – оборотень заглянул в пачку. – Кол серебряный, тут их всего две, остальные в крошку… Ну, одну и крошки, можно? Самокрутки делать будем. Или жевать.
– Бери, – Ройд вытащил сигарету для себя, сунул её за жёсткую от просохшего вина ленточку шляпы и отдал пачку оборотню. – А здесь люди-то хоть есть? Или я один?
– Лежит, там, – оборотень махнул рукой в сторону, – возле ручья. Недавно привезли. Старый, доходит. Сумасшедший, – и, потеряв интерес к Ройду, потопал к ближайшему факелу прикуривать; второй оборотень, облизываясь, последовал за ним.
– Сумасшедший? Хм, – Ройд, заломив шляпу на затылок, постоял немного, в раздумии почёсывая лоб. После сказал:
– Но ведь старый и доходит… Надо всё ж глянуть, – и нехотя отправился в полумрак.